Примерное время чтения: 10 минут
1023

Первый страшный год: что осталось в памяти о блокадном Ленинграде

Город не забыл о блокаде
Город не забыл о блокаде / Яна Хватова / АиФ

27 января в России отметили 75 лет со дня полного снятия блокады Ленинграда. Она длилась с 8 сентября 1941 по 27 января 1944 года. Жителям северной столицы пришлось 872 дня постоянно бороться с голодом, отчаяньем и смертью.

Доцент кафедры экологии и природопользования Камчатского государственного технического университета Рэм Артурович Ляндзберг прожил в блокадном Ленинграде год, ещё совсем маленьким ребёнком, но воспоминания об этом страшном времени сохранились у него на всю жизнь.

Гость номера
"В блокадном Ленинграде я прожил первый страшный год". Фото: АиФ-Камчатка

Под бомбёжками

– Я родился в Ленинграде в творческой семье – папа работал главным художником Центрального парка культуры и отдыха, мама – актрисой театра при Доме учёных, – рассказывает Рэм Артурович. – Мы жили на Васильевском острове, я часто отдыхал с бабушкой на даче в посёлке Шапки. Именно там мы находились, когда началась война. Все поспешили вернуться в город.

Мне было четыре года, но я хорошо помню, что когда мы с бабушкой вышли на станцию, подъехали два поезда – один шёл в Ленинград, другой – в Москву. В принципе, мы могли сесть на любой из них, но из-за того, что большинство родных было в Ленинграде, вернулись туда. Началась блокада.

Когда бомбили Бадаевские продовольственные склады, я помню, что смотрел ночью в окно и, несмотря на то, что находился на Васильевском острове, а это достаточно далеко, видел, что всё небо было красным. Склады горели трое суток, город остался без запасов продовольствия.

– Рэм Артурович, какие события наиболее ярко отложились в памяти?

– Детское восприятие не способно в полной мере впитать такой ужас. Как-то серьёзная бомбёжка застала нас с мамой на улице. Забежав в подворотню, мы спрятались под лестницей, и мама накрыла мою голову своим портфелем. А у меня, как у ребёнка, в тот момент были такие мысли: если бомба попадёт в банку с сахарным песком и карамельками, которые стояли на нашем буфете в квартире на шестом этаже, то конфеты же пропадут. Бомба, к счастью, не попала. Кстати, тот самый буфет сохранился и сейчас стоит у меня дома.

Я помню, как на улицах лежали тела, а бывало – идёшь и видишь, что у соседнего дома вдруг угол пропал, отвалился – оказывается, снаряд попал. И как в магазине по карточкам покупали хлеб, норма составляла 125 грамм. Всегда радовался, если давали довесочек, сразу начинал его просить, чтобы съесть по дороге домой. Ели часто жмых или дуранду, отходы, оставшиеся от производства муки, размешанные с водой.

В блокадном Ленинграде я прожил первый страшный год, а после этого появилась возможность вывезти детей из города. Нас повезли на большом корабле через Ладожское озеро в сентябре 1942 года. Мы бегали и наблюдали за взлетающими от бомб фонтанами.

Меня пристроили в детский дом в селе Усть-Белое в Алтайском крае. Там, конечно, было уже гораздо спокойнее. Нельзя сказать, что сытно, трудновато было, но не так страшно, как в Ленинграде.

Когда закончилась война, мы вернулись в город, с фронта вернулся отец. С мамой и папой стали снова жить в доме на Васильевском острове, где я и родился. Бабушка, к сожалению, блокаду не перенесла.

«Плохая» фамилия

– Как в дальнейшем сложилась ваша жизнь?

– Окончил школу, после чего у меня была пара неудачных попыток поступить в университет на геологический факультет. Долго не мог понять, почему у меня не получается, ведь в классе я был совсем не худшим. Только через некоторое время знающие люди объяснили мне, что фамилия у меня «плохая». С такой не на все факультеты можно было попасть.

По-немецки она звучит Ландсберг, в Германии даже такой город есть. А Ляндзберг – это польский вариант фамилии, смягчённый. Мой отец чистокровный поляк. Так что многие заблуждались насчёт моей фамилии. Но это заблуждение преследовало меня всю жизнь, так что я привык к этому и отношусь спокойно.

Спустя два года после окончания школы мне исполнилось 19 лет, и меня призвали в армию. Здесь уж фамилия не помешала, забрали меня на флот. Попал в учебку, а потом служил радистом на торпедных катерах в Кронштадте. Изредка удавалось вырываться в Ленинград, чтобы встретиться с родными и друзьями. Демобилизовался через два года, хотя изначально предполагалось, что служить мне предстоит четыре. Но именно в то время стали сокращать армию и флот, поэтому так и случилось. На геологический факультет идти уже не хотелось, выбрал химический. Благополучно поступил и окончил.

– А почему вы решили стать преподавателем?

– Ещё до окончания ВУЗа я начал работать в военной лаборатории по своей специальности – радиохимия. Остался там и потом, ближе к тридцати годам защитил диссертацию. Помню, когда докладывал работу в Военно-морской академии, ко мне подошёл почтенный профессор, адмирал Ризов и сказал: «Знаете, вам нужно быть преподавателем. То, что вы рассказали – неизвестный для меня материал, но у вас получилось изложить его так логично и складно, что я всё понял».

Кроме того, роль в моём выборе профессии сыграл разговор с товарищем, который окончил горный институт. Он как-то сказал, что работать преподавателем в ВУЗе – отличная перспектива. И шутливо аргументировал мысль тем, что отпуск у преподавателей всегда летний и большой, а ответственности никакой. Я подумал – а почему бы и нет. Тем более, в военной лаборатории оставаться уже не мог, для меня там места не было, нужно было либо становиться военным, либо искать что-то другое.

Гость номера
Студенты считают Рэма Артуровича строгим, но справедливым преподавателем. Фото: АиФ-Камчатка

– Профессия, наверное, обязывает быть строгим?

– Не знаю даже. Но было несколько удивительно, когда два года назад в университете меня поздравляли с восьмидесятилетним юбилеем, и один из коллег сказал, что слышал, как студенты отзываются обо мне: «Рэм Артурович, конечно, строгий преподаватель. Но мужик – что надо!».

Я сам никогда не был круглым отличником и, если честно, относился к ним с подозрением. Да и сам шпаргалками пользовался, поэтому я легко вычисляю тех, кто норовит списать. Единственное, из-за чего я действительно становлюсь жёстким, это незаинтересованность студента. Если же я вижу, что человеку интересно, даже когда понимаю, что химию он со школы знает плохо, слишком строго относиться к нему не буду. Ведь главное – стремление.

Химик на горных лыжах

– Рэм Артурович, а на Камчатке вы как оказались?

– Когда задумался о карьере преподавателя, я почему-то стал ощущать, что родной и любимый Ленинград вдруг стал на меня давить. В большом городе начал чувствовать себя неуверенно – захотелось чего-то близкого к природе, тем более, моим любимым занятием всегда было катание на горных лыжах. Когда жил в Ленинграде, катался в местечке Кавголово, но холмики там невысокие. Так, я стал искать такое место, где мог бы и преподавателем работать, и кататься на горных лыжах.

Дальше сложилась целая цепь событий, казалось бы, совершенно невероятных, которые привели к тому, что я оказался на Камчатке. Размышляя о горных лыжах и месте работы, я выбирал между Камчаткой и Алма-Атой. Хотя никаких зацепок у меня не было ни там, ни там. Но когда я советовался с одним известным горнолыжником, он сказал, что лучше выбрать Камчатку.

Кроме того, в 1968 году здесь впервые появилось высшее техническое заведение – открыли дневное отделение камчатского филиала Дальрыбвтуза, нынешнего КГТУ. Набрали группу технологов и промрыбаков. А важнейшей дисциплиной у технологов является химия, и тогда в Ленинград отправили одного из сотрудников открывающегося ВУЗа и поручили ему найти кандидата химических наук. Так сложилось, что мы с этим человеком встретились. Но чтобы устроиться, мне нужно было ещё пройти конкурс на учёном совете, который проходил во Владивостоке. Сначала меня даже попытались переманить туда, очевидно, во Владике тогда тоже были проблемы с кадрами.

Но я всё-таки выбрал Камчатку. В декабре 1968 года прилетел на полуостров с двумя огромными чемоданами с постельным бельём, книгами, в общем, всем необходимым для жизни и работы на новом месте. А дальше всё пошло-поехало уже здесь.

Екатерина ДОВГАЛЁВА

Гость номера
Награды Рэма Артуровича. Фото: АиФ-Камчатка

ДОСЬЕ: Рэм Артурович ЛЯНДЗБЕРГ. Родился 1 октября 1937 года в семье художника Артура Ляндзберга и актрисы Ольги Ляндзберг (Ворониной). На Камчатке проживает с 1968 года. Папа троих детей, дедушка пятерых внуков. Кандидат химических наук, доцент кафедры экологии и природопользования Камчатского государственного технического университета. Почётный работник высшего профессионального образования РФ, почётный работник рыбного хозяйства, обладатель знака «Орден В. И. Вернадского» за достижения в области экологии.

Справка: Сегодня в Камчатском крае проживает 31 ветеран Великой Отечественной войны, которые награждены знаком «Жителю блокадного Ленинграда» и медалью «За оборону Ленинграда».

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах