Дороги жизни. О чём вспоминает жительница блокадного Ленинграда

Нина Павлова, которая в конце марта в семейном кругу встретила свой 84-й день рождения, аккуратно, стараясь не касаться старой фотобумаги, протягивает гостям снимок. На нём – четырёхэтажный дом, и витиеватое украшение фасадов позволяет безошибочно определить, что он построен в гордом, не сломленном войной, голодом и фашистской осадой городе.

Нина Ивановна – ребёнок войны, эвакуированная из блокадного Ленинграда в 1942 году, когда за ней в детский сад перестали приходить родители, умершие от болезней и голода. Ничем не приметный, на первый взгляд, снимок, который она бережно хранит в семейном альбоме, рассказывает историю одной ленинградской семьи, дети из которой сумели не просто спастись из осаждённого города, но и прожить яркую, удивительную жизнь.

Фото памяти

На тёплой кухне в частном доме Нины Ивановны трёхцветная кошка Дуська так ласково трётся о ноги, что сразу становится понятно – гости здесь бывают часто, и каждый раз их радушно принимают. Хозяйка по-молодецки раскрасневшаяся от мороза – только что она развесила на улице целый таз чистого белья – приветливо приглашает к столу. Скромно заранее предупреждает – мол, мне особо не о чем рассказывать, тогда все так жили… Но перед началом долгого разговора по душам просит сына Ивана принести из альбома снимок дома в Ленинграде, где она родилась и прожила чуть больше трёх лет, с 1938-го до 1942 года. Имея перед глазами картинку – озвученные слова оживают почти мгновенно.

– Я совсем не помню своих родителей, всё, что знаю о них – рассказала мне соседка, переживавшая блокаду. Мне точно известно, что жили мы в самом центре Ленинграда, на Фонтанке, в пяти минутах ходьбы от Дворцовой площади. У меня были два старших брата и сводная сестра, которая погибла в ополчении, – рассказывает Нина Ивановна. – Отец умер от болезни в 1941 году, в 1942 от голода в блокаду умерла мама. Братьев эвакуировали – об их существовании я узнала уже во взрослом возрасте. С нами в те трудные времена жила ещё и первая жена моего папы. Жили мы, как рассказывали соседи, очень дружно, но она тоже умерла.

Так в три года я стала круглой сиротой, и когда меня перестали забирать с садика – это просто некому было делать, нашу группу эвакуировали в Ярославскую область. Нам удалось добраться до детского дома в полном составе, но тогда не редки были случаи, когда дети погибали прямо во время эвакуации под обстрелами. Взрослые рассказывали, что оставались лишь панамки на поверхности Ладожского озера, и потом ни тяжёлая жизнь в детском доме, ни изнурительная работа после, не отняли у меня ощущения счастья, что я тогда всё-таки выжила.

От рассказов о военном детстве Нины Ивановны предательски щиплет глаза: четырёхлетние дети зимой таскали хворост, чтобы отапливать комнаты, а летом буквально пахали на огородах и ходили за скотиной, чтобы прокормиться. Недетские будни малышей скрашивали заключённые женщины из колонии, которую отстроили неподалёку от детского дома, где жила Нина Ивановна. Они оставляли на пыльных дорогах во время прогулок самодельных тряпичных кукол, и такая своеобразная материнская забота помогала обездоленным детям взрослеть с верой в счастливое будущее.

– У меня за плечами два детских дома, и когда после выпуска мне выдали моё свидетельство о рождении и адрес в Ленинграде, где жила моя семья, я поехала в город детства, – продолжает рассказ Нина Ивановна. – Но в нашей квартире уже давно жили чужие люди, и только соседка, знавшая моих родителей, рассказала мне о братьях, но, как и где их искать – я даже не представляла. Шли годы, я много училась, много работала, не боялась пробовать себя в новых профессиях, ездила по стране, и даже оказалась на крабовой путине на Камчатке. Здесь встретила любовь, но через пару лет уехала – так сложились наши личные отношения. Вернулась в Ярославскую область, переучилась на проводницу, это было удивительное и счастливое время. Но сердцу, как говорится, не прикажешь: мой суженый несколько лет искал меня по стране, нашёл и позвал обратно на Камчатку. Здесь меня-то и нашли мои братья.

Письмо и счастье

Один из братьев Нины Ивановны, который и не надеялся, что его младшая сестрёнка пережила войну, после выпуска из детского дома так же приехал в свой дом в Ленинград. О счастливом освобождении из тисков блокады маленькой Ниночки ему рассказала всё та же соседка и дала её адрес в Ярославской области. Пара запросов, томительное ожидание, и новый камчатский адрес своей неугомонной сестры был у упорного юноши в кармане.

–  Я иду как-то домой с работы, а соседка кричит – тебе письмо, – вспоминает Нина Ивановна. – Это было трогательное письмо от брата и фотография нашего дома на Фонтанке. Оказывается, что со вторым моим братом они и не расставались, росли вместе. Были потом и годы переписок и тёплые, радостные встречи. Так фотография родных мест в одночасье подарила мне сразу двух близких людей.

Нина Павлова уже больше полувека живёт на Камчатке, и ни суровый северный климат, ни дороговизна, ни отсутствие благ «большой» цивилизации не заставили её уехать с полуострова. В частном доме при поддержке сына она умело управляется с домашним хозяйством и ни на что не жалуется, говоря, что всё самое трудное с ней уже случилось. А вот в гости приглашает с удовольствием, перед этим скромно предупредив, что рассказывать ей особо нечего, мол, тогда все так жили.