Из-за маленьких пенсий камчатские душевнобольные на грани выживания

«Прихожу утром и вижу моих больных. Я обязана подойти к любому из них, даже опасному и возбуждённому — это моя профессиональная обязанность. Да, он ведёт себя неправильно. На то он и больной! С руками и ногами, но без головы…»

С медицинской сестрой краевого психоневрологического диспансера Татьяной ПЕРОВОЙ корреспондент «АиФ-Камчатка» встретился на её рабочем месте — в лечебно-трудовых мастерских для хронически больных и инвалидов.

Несравненное чувство

На Камчатку Татьяна приехала в 13 лет — на пароходе «Советский Союз». Её мама была военной медсестрой, выносившей раненных бойцов с полей Великой Отечественной. Наверное, поэтому о выборе профессии особой речи не стояло. Когда мама сказала: «В медучилище!» — Таня спорить не стала.

Распределение выпускница получила в только что открытое отделение анестезиологии и реанимации.

– Работа там меня завораживала! Всё стерильно, строго. А когда реанимируешь человека, и он оживает — это чувство не сравнить ни с чем!

13 с лишним лет отдала Татьяна Ивановна отделению реанимации. И каких только случаев не было в её практике.

Однажды их с доктором вызвали в инфекционную больницу, к двухлетнему ребёнку. Его сердечко останавливалось 12 раз! У медсестры, проводившей реанимационные мероприятия, потом болели все пальцы на руках. Но малыша так и не спасли… В другой раз в приёмный покой затащили мужчину без пульса и давления. Врач, не теряя времени, обычным ножом вскрыл ему грудную клетку, а Татьяна Ивановна делала прямой массаж сердца — в руках его держала. А потом этого мужчину выписали за нарушение режима — он напился в отделении...

В конце 80-х медсестра Перова вынуждена была из реанимации уйти — у неё развилась тяжёлая аллергия на анестетики.

– В психоневрологическом диспансере я с 1988 года, — рассказывает Татьяна Ивановна. — Сначала была палатной сестрой в женском отделении, а через четыре года ушла в лечебно-трудовые мастерские — ЛТМ. Так здесь и прижилась.

Главное — понять

– Наши мастерские были открыты ещё в советское время — на 100 человек. До развала СССР здесь было несколько цехов: столярный, швейный, сувенирный, сетепошивочный, в них работали мужчины и женщины из всех отделений диспансера. Сейчас остались всего два цеха — сетепошивочный и швейный. И работают в них 25 человек по направлению лечащего врача — амбулаторные больные, инвалиды 1 и 2 групп по психическому заболеванию.

– Трудно найти с ними общий язык?

– Я с ними беседую вначале — выясняю пожелания, индивидуально подбираем работу. А чтобы пришло желание, нужно больного хоть в чём-то заинтересовать — это и есть работа медсестры. А иногда и заставить надо. Душа у них больная — а к такому больному с душой и нужно относиться. Пусть посидит, посмотрит, адаптируется. К коллективу, к месту, к сотрудникам… Это естественное состояние даже для здорового человека. За это время и самому нужно присмотреться к больному — понять его.

– Зачем это нужно?

– Для психически больных мастерские — необходимость. Это и общение, и занятие, и стимул к жизни. Помню, как один парень, впервые сшив рукавицы, плясал в них по коридору — и мы все были счастливы. Он и по сей день работает в швейном цехе, шьёт уже и халаты, и пижамы. Всё это — лечебный процесс, не предусматривающий никаких заработков. Удовлетворение своей работой — высшая награда для больного. А если ещё и похвалить — он счастлив вдвойне.

– С душевнобольными работать трудно?

– Конечно, непросто. Чтобы заставить их что-то делать, нужно приложить много усилий. Очень многие не выдерживают режима, так как часто у них так называемый апатобулический синдром — нет силы воли. Была у нас одна больная, которая лежала и придумывала, как ей уйти из этой жизни. Где только не лечилась — всё без толку. Пока не пришла в мастерские. Разговаривала я с ней подолгу, каждый день. Поначалу она просто слушала и плакала. А потом научили её шить — у нас в швейном цехе машины, как на фабрике. Прошёл почти год. И вдруг она заявляется с хозяйственной сумкой — в первый раз за несколько лет сама пошла в магазин! Для нас, сотрудников, это был праздник! А сейчас женщина справляется со всей домашней работой, муж купил ей дачу, они ездят вместе в отпуск. Перед такими поездками я подробно рассказываю ей, как себя вести. Она научилась понимать, когда ей становится хуже, когда стоит лишнюю таблеточку добавить…

Да, это огромный труд — изо дня в день каждому больному рассказывать, объяснять одно и то же, пока он не начинает понимать. У нас был молодой человек, даунёнок, который поступил в отделение, выговаривая лишь одно слово — «любовь». Он повторял его на разные лады. В отделении общими усилиями персонала юношу не только научили шить сетки под овощи, но он стал разговаривать связными фразами из нескольких слов — и мы гордимся этим! Главное — заронить зерно! А потом его тщательно выращивать.

Наша главная задача — реабилитация и адаптация больных в обществе. Они ведь очень многого не понимают: начиная от того, как одеться, причесаться или губы накрасить, до того, как вести себя в общественных местах. Ещё у наших больных очень маленькие пенсии, поэтому если они одиноки, то находятся на грани выживания. У меня есть больная, которая не понимает, где десять рублей, а где сто. Сейчас хоть до прожиточного минимума государство им стало доплачивать.

Одному больному дали квартиру без ремонта, и мы с социальным работником Валентиной Ивановной Носковой делали ему ремонт и учили жить — как расходовать пенсию. У него из домашних вещей была одна кружка для чая! Мы написали ходатайство о выделении материальной помощи, купили всё необходимое. Теперь он живёт как человек, и радуется!

Любовь и терпение

– А вы радуетесь?

– Наши больные — очень добрые, отзывчивые и благодарные, не в пример многим здоровым! И не отозваться на их душевный порыв — большой грех. У нас был один больной, очень неуживчивый в силу своего заболевания, ссорился со всеми соседями. И даже собирался бросаться с 4-го этажа — не хотел жить. А его нужно было просто понять — так, как поняла я и наши сотрудники. Мы нашли для него подругу, которая его тоже поняла, из нашего контингента. Сейчас они живут уже несколько лет вдвоём и счастливы!

Мы многое делаем вместе. Тренинги проводим: как ухаживать за головой, кожей, ногтями. Как распределить деньги, правильно потратить, чтобы не было долгов по квартире. Для наших больных монотонный однообразный труд тяжёл — они быстро устают. Поэтому меняем род занятий. Они, кроме работы в мастерских, копают снег, сажают цветы, ухаживают за ягодными кустарниками, красят скамейки. В перерывах играем в шашки, смотрим концерты и спектакли, ходим в театр группами, потом обсуждаем.

А на Новый год обязательно ставим ёлку, украшаем помещение. Поём песни — как дома. Готовим специальный обед, делаем салат оливье. Закупаем подарки-призы — как на детском утреннике. Снегурочку играл у нас однажды даунёнок — с белыми косами. Столько радости было! Это очень своеобразная жизнь, которая требует терпения, любви и желания помочь.

Да, наши больные не всегда в жизни ведут себя правильно. Так уж получилось, что они с руками и ногами, но без головы. Есть семьи, где к таким людям относятся с пониманием. Но есть, к сожалению, и такие, в которых недужных родственников ругают и даже бьют… А нам приходится убеждать, что это болезнь, а не дурной характер!