«Здорово, что вы пишете о людях, работающих на производстве — будь то рабочий, инженер или руководитель. 25 лет они все были забыты! На слуху только бандиты, банкиры и политики».
С таких слов начался наш разговор с ровесником Камчатского морского торгового порта, ведущим инженером-технологом такелажного цеха Иваном Капраловым.
Романтика и проза
– Посмотрел я на жизнь моряков, какова она не в книгах и мечтах, а наяву, — рассказывает Иван Арсеньевич. — И увидел всю прозу: отсутствие семей, безотцовщину, проблемы с верностью жён и подруг… Юношеская романтика прошла, и я решил получить профессию, которая позволяла бы мне иметь настоящую семью. Поэтому окончил Сахалинское мореходное училище. И вновь вернулся на полуостров.
Татьяна Боева, kamchatka.aif.ru: Камчатка так понравилась?
Город в то время был, конечно, другой. На 6-м километре и на Океанской асфальта не было — гравийная дорога. В районе нынешнего ЦУМа строились «хрущёвки», на Горизонте — совхозные поля, зимой мы там на лыжах катались. А знаете, где тогда обувь снимали? На лестничной площадке! До 70-х годов во всём городе так было! И никто не брал чужую! Менталитет людей был другой — более общественный, коллективный, хотя жили труднее — и со снабжением, и с жильём.
Хождение по метрам
– Кстати о жилье. Куда вас поселили?
– Это целая эпопея! По распределению после училища нас приехали семь выпускников, трое с маленькими детьми, я в том числе — у меня уже дочка была двухмесячная, с женой познакомился на Сахалине, во время учёбы.
Поселили нас сначала в морвокзале, в комнате матери и ребёнка — жён с детьми. А нас, мужчин, — в общежитие. Потом была комната в бараке на Партизанской, пока там не завалилась печка. Затем комната на Океанской, в так называемом «фестивальном доме», в коммуналке с одним туалетом на 6 семей. Самым весёлым, сами понимаете, было утро в этой квартире. Зато какая людская дружба! Однажды, когда жены не было дома, дочка заплакала — собрались сразу пятеро женщин, и никто никого не звал! Общими усилиями ребёнка убаюкали…
Потом нам дали на Курильской квартиру на двух хозяев, и только в 1974 году — отдельную, на 17 квадратов, в молодёжном доме на АЗС. Это нам ещё повезло — людям по 12 квадратных метров давали. И мы были счастливы: отдельный вход, отдельный туалет, отдельная кухня. Можно было не одеваться, чтобы выйти из своей комнаты в душ…
А история получения двухкомнатной квартиры — той, в которой сейчас живём, тоже примечательная, и характеризует отношение к производственникам в советские времена.
В 1975 году я уже был начальником первого грузового района порта. В один из выходных — их я обычно проводил на работе — в порт приехал первый секретарь обкома партии Дмитрий Иванович Качин.
– Где вы живёте? — спрашивает.
– На АЗС.
– Долго добираться?
– Минут сорок.
– Неудобно!
– Да, но что поделаешь?
Ну, я и забыл этот разговор. Потом, месяца через три, приглашает меня к себе начальник пароходства. Прихожу и думаю: за что же меня будут долбать? А тот протягивает мне ключи и говорит: «Съездите на Ленинскую, посмотрите там двухкомнатную квартиру, её сейчас ремонтируют, если подойдёт — переезжайте!». Вот так, через семь лет работы в порту, мне дали настоящую квартиру.
Когда поддубный отдыхает…
– Расскажите о работе — почему не было выходных?
Например, из Кореи приходил цемент, затарированный в мешки по 50 кг. Тогда были комплексные нормы, и заработок исчислялся из перегруженных тонн. Чтобы нормально заработать, нужно было и перегрузить немало. Работали обычно с восьми до двух часов дня, все в пыли и грязи. И за это время умудрялись выгрузить 660 тонн цемента — это был рекорд. На одного человека — почти 100 тонн, и никакой механизации! Вот какие мужики были!
– Да, Поддубный отдыхает…
– И мы всегда смеялись, когда по телевизору с придыханием рассказывали, что тяжелоатлет за тренировку поднимает 16 тонн. Но эта потогонная система норм приводила к травмам и подрыву здоровья, конечно. И, несмотря на маски и респираторы, после смены по часу проводили под душем, чтобы вымыть всю цементную пыль. А после душа — ритуал снятия стресса: на подводных лодках выдают вино, а наши грузчики после смены с цементом пили водку.
– Вам тоже приходилось работать грузчиком?
– Конечно, на практике месяц таскал мешки и с цементом, и с мукой. И потом тоже, даже когда был начальником района. При запарке никто не считал зазорным, вплоть до заместителя начальника порта, взвалить груз на плечи, если позволяло здоровье, и была такая необходимость — работали все. Сейчас такой категории работников, как грузчики, нет вообще — только докеры-механизаторы, которые работают на технике, механизация работ практически 100 %.
40 пароходов
– Нестандартные ситуации были?
– Как-то я брала интервью у гендиректора порта, он сказал, что порт — индикатор экономической ситуации в крае и стране…
– Абсолютно верно! Ведь хорошему шпиону достаточно посмотреть, что въезжает и выезжает из порта. Специалисту сразу ясно, какая отрасль работает, а какая хиреет. Почему рыбаки стонут, почему 41 рыбацкое предприятие ушло с Камчатки и где-то в другом месте платят налоги? И даже губернатор не может решить эту проблему, раз поднял её на госсовете.
Я задавал вопрос лет 10 назад в Петербурге — как портовики согласовывают работу с таможней? Мне рассказали: пограничники — обязательные члены диспетчерского совещания, таможня присутствует при планировании работы порта и её обеспечивает! А у нас всё наоборот! Мы — портовики, флот, моряки — подстраиваемся под контролирующие службы, которые выставили настоящие рогатки при оформлении грузов.
– Как вы считаете, ситуация изменится?
– На мой взгляд, она может переломиться так, как часто происходит в России, — жестоким и бессмысленным бунтом. Хотя у нас, на Камчатке, ничего такого не будет — просто люди будут уезжать… Искать жизни лучше. А вы разве сами не видите?
– Вижу, конечно. Но я надеюсь!
– И я надеюсь! Ничего другого не остаётся! Что касается порта — у многих осталась гордость за свой коллектив, они добросовестно выполняют любую работу. Традиции трудовой чести сохранились.