Без табеля о рангах. Экипаж подлодки – одна семья

Накануне профессионального праздника военных моряков-подводников в гостях у «АиФ-Камчатка» побывал капитан третьего ранга запаса, не раз выполнявший обязанности командира подлодки, Владимир Трибуц.

   

   

Без шинели

– Мой двоюродный дед, Владимир Филиппович Трибуц, был командующим Балтийским флотом в годы войны, с 1939-го по 1946-й. Я вырос на его мемуарах, о нём в семье ходили легенды. Поэтому, как только попал в армию после технического училища, написал заявление в другое — военно-морское.

Татьяна Боева, kamchatka.aif.ru: Как вам служилось? Дедовщину застали?

Владимир Трибуц: А как же! Армия сразу определяет, какой ты человек. В Смоленске, где служил в ракетных войсках, нас было всего трое молодых среди 17 солдат, отслуживших по году, и 23 дембелей, готовившихся к увольнению. Так что на долю нашей троицы выпала самая тяжёлая работа. Гальюн чистили, паркетную палубу драили до блеска. Почему палубу? Да просто слово «пол» не могу уже выговаривать. Привык.

Прослужил год и поехал в училище поступать, а меня отправили обратно, потому что не взял с собой шинель: поступать нужно было по всей форме. Ну, вернулся обратно. А денег-то на поезд больше нет. Служил я на КПП, и в свободное время вытачивал значки из подручного материала. Вот и решил сделать копию ордена Победы. Звезду вырезал из ремённой бляхи, саблю на ней — из латуни, а сердцевину — из монеты. В центр поместил комсомольский значок — вышло красиво. Достал я шинель, продал этот значок за три с половиной рубля. На эти деньги купил билет до ближайшей станции, а дальше — зайцем. В общем, приняли меня. И в училище я ни грамма не пожалел о своём выборе. Контингент был — умная, образованная молодёжь. Как говорят, белая кость.

Сразу записался на секцию бокса и все пять лет учёбы занимался спортом, уже на втором курсе стал старшиной команды.

Через пять лет молодой лейтенант приехал на службу на Дальний Восток, в Большой Камень. Тогда на судоремонтном заводе проходила испытание дизельная подлодка проекта «Варшавянка», и Виктор Трибуц попал в её экипаж на должность командира БЧ-3: это минно-торпедная боевая часть — всё вооружение подлодки. Сдал зачёты — и сразу командовать.

   

   

Белая кость

– Можно подробнее про «белую кость»? На берегу часто даже жёны офицеров рядом с матросскими за один стол не сядут. А на корабле командный состав тоже особая каста?

– Скорее — это про офицеров на надводных кораблях. У подводников по-другому. Взаимоотношения на подлодке отличаются тем, что там тебя оценивают не по должности или рангу, а по тому, насколько ты способен выполнять свои функциональные обязанности. Там от каждого члена экипажа зависит жизнь и его самого, и всего корабля.

Помню, как я пришёл первый раз на корабль, в парадном кителе. Командир построил экипаж и представил меня. Спускаюсь на торпедную палубу, и со мной здоровается матрос: «А я вас знаю! Мы с вами — из одной деревни!». Так что никакого высокомерия не просматривалось: что офицер, что матрос — мы дышали одним воздухом и ели из одного котла. В нашей среде, на дизельных лодках, никакого разделения не было. И в семьях тоже — теснота контакта определяет отношения сильнее табели о рангах.

У меня старшина команды торпедистов, мичман Омаров, был уникальной личностью. Выполнял с абсолютной точностью всё, что положено по уставу. Я пришёл молодым офицером, зная только теорию. А на практике… Там столько кнопок, как на космическом корабле! И мичман мне очень помог. Про него легенды ходили: как-то стоит на КПП, а тут едет адмирал. Мичман требует пропуск. Адмирал — в крик. Но мой бравый моряк не пропустил высшего командира, пока тот всё-таки не предъявил документ. Омаров не брал в рот ни капли спиртного, и даже одеколоном после бритья не пользовался — говорил, что алкоголь может впитаться через кожу…

А ещё знаете, что я вам скажу по части особенности команды подводной лодки? Экипаж — это предмет гордости для каждого его члена. Например, наш командир плавал среди льдов Охотского моря: мы привязывали его штертом (тонким тросом) к борту подлодки, и он купался в своё удовольствие. И весь экипаж гордился этим! У меня тоже был предмет для личной гордости. Занимался я в то время закаливанием по Порфирию Иванову. И зимой, во время плавания в районе Курильских островов, выходил на вахту с голым торсом и стоял четыре часа, с 12 ночи до 4-х утра. Матросы выходили одетыми и замерзали! Я и бегал по утрам зимой с голым торсом из посёлка Бечевинка, где мы стояли, до службы. По два километра, до пирса и обратно. Однажды напугал женщину, которая шла на работу: выбегает из пурги здоровенный полуголый мужик, а она — в шубе, шалью закутанная до бровей.

А ещё раз в месяц практиковал воздержание от пищи и воды: 44 часа ничего не ел и не пил. Зато, знаете, насколько обостряются потом вкусовые рецепторы? Каждую молекулу в крошке хлеба чувствуешь!

Из автономки… с тортом

– Кстати о хлебе насущном — чем отличается питание на подлодке?

– Определённые особенности есть. Например, на обед дают по 50 граммов красного или белого сухого вина. На ужин — плитку шоколада и тараньку — это сушёная вобла, видимо, для микроэлементов. Кок у нас был узбек. Готовил он вообще-то хорошо. Но один раз помощник капитана попросил сгущёнки сварить — надоела сырая. И вот утром разливают по стаканам мутную белую жидкость… Оказалось, кок вылил в бак с водой несколько банок сгущёнки и сварил.

А ещё частенько мы, все офицеры, садились в кают-компании и лепили пельмени — когда хотелось чего-то такого, что не входит в меню…

Последние четыре года я служил старшим помощником командира. Как-то отправляемся в автономку, и мне под кровать положили ящик яиц — я умел хорошо печь. Взял с собой чудо-печь и стал выпекать бисквиты. И так получилось, что из автономки пришли со своими тортами: испёк себе и командиру. Вот в семьях было удивление!

Прослужил на подводном флоте девять лет. В 1995 году начали базу сокращать, отпускать офицеров — и я уволился. Когда начинал служить, была готовность и уверенность в том, что выполним все задачи, которые перед нами ставились. А после развала Союза точка равновесия сместилась.

С началом эпохи дефицита наше пребывание на службе перестало себя оправдывать, в материально-техническом плане обеспечения не было. Внезапной проверки, как сейчас делает Путин, мы бы не выдержали. А я к выполнению своих обязанностей относился очень серьёзно, тем более, что будучи старпомом, нередко выполнял обязанности командира подлодки. И чувствовал, что всё разваливается — и армия, и флот. Слава богу, что ничего страшного не случилось, когда наша боеспособность падала всё ниже…

В общем, если нет возможности противостоять безобразию, надо его возглавить. И я потом сам возглавлял фирму, которая резала подлодки на металлолом.

С позиции силы

– Значит, к понятию «патриотизм» вы относитесь критически?

– Напротив, очень серьёзно. Нас воспитывали на протяжении всей жизни в любви к Родине и готовности к её защите. Это чувство никуда не ушло! У меня оно вообще на генетическом уровне: был и остаюсь патриотом! Я вообще считаю, что мы все — в одной подводной лодке. И каждый отвечает за всё, что происходит в государстве.

– И как оцениваете нашу сегодняшнюю политику?

– Внутренняя политика оставляет желать лучшего. Аппарат государственной власти раздут, чиновники сами себя обслуживают. И их огромные зарплаты влияют на расчёты «средней по больнице». По статистике получается, что простой житель нашего полуострова, например, получает в месяц больше 50 тысяч. Вы много таких простых знаете? Я — нет.

Сейчас объявили Камчатку ТОРом (территорией опережающего развития — Ред.). Но для развития нужны дешёвая электроэнергия, нефтепродукты и транспорт. А у нас это — монополии, с которыми никто не борется, и всё очень дорого. Отсюда высокий уровень коррупции.

А внешней политикой — горжусь! Взять Сирию — наши бомбят эти гадюшники целенаправленно, точно, качественно. И все видят, что Россия умеет воевать, и она сильна. Во мне эти показательные бомбёжки отзываются гордостью! Потому что мы выступаем, наконец, с позиции силы!

И санкции нам только на руку! Понимаете, Россия сильна трудностями! История показывает: когда нам трудно, тогда и выплываем...