Поножовщина и «пьяные» ДТП. Как проходит рабочий день на скорой помощи?

Когда я слышу громкий вой сирены, в голове обязательно проскакивает мысль: «Полиция? Пожарная? Скорая?». И сердце невольно сжимается от предчувствия чужой беды.

   

   

Оказаться в карете «скорой помощи» – ощущение не из приятных, а вот если по работе – это другая история.  Меня на Петропавловск-Камчатской станции скорой помощи встречают приветливо – обещают найти что-нибудь интересненькое. Инструктаж проводят нехитрый: медикам не мешать, вслух в присутствии пациентов ничего не комментировать, руки обязательно мыть. Самое время – спешить.

«Лучше перебдеть»

Новая рабочая смена заступает на дежурство в 9 утра, и пока врачи и фельдшеры обменивается вчерашними новостями, у меня есть пара минут, чтобы понять, как здесь всё устроено. В «дежурке» – три специалиста, которые обрабатывают по 400-600 звонков в сутки, на «линии» – 16 медицинских бригад. Никаких чудес с кадрами на городской станции скорой помощи нет – здесь также, как и везде, катастрофически не хватает врачей и фельдшеров. Уже потом, в машинах, медики будут невесело шутить, что, когда работаешь на одну ставку – есть нечего, а когда на две – некогда. Вообще, без хорошего чувства юмора на «скорой» никуда – это я отлично поняла вечером после своего 15-часового «дежурства». Но до этих размышлений в обжигающе горячей ванне, чтобы смыть с себя «болезненные» эмоции пациентов, был ещё целый день. День, наполненный изнанками чужих жизней.

На первый вызов меня отправили для «пристрелки»: у пенсионера немного «скакануло» давление, и он набрал «03». Фразы диспетчеру хорошо знакомы: спал плохо, голова гудит, таблетки не помогают. На вызове выясняется, что жена пациента отлучилась по своим делам, мужчина разнервничался, и как итог – повышенные цифры на тонометре. Гипертоники остро реагируют на любые изменения, а уж если им не хватает внимания – бригады «скорой» становятся частыми гостями в их квартирах. Большая часть населения уверенна: померить давление и сбить температуру 38.8 – это и есть та самая неотложная медицинская помощь. И даже если на маленьком прикроватном столике красуется гора препаратов, которые без помощи врачей могут облегчить страдания – рука автоматически потянется к телефону. «Лучше перебдеть», – говорят пациенты. «Ожидайте!», – отрывисто ответит им диспетчер.

На второй вызов я отправляюсь в компании двух молодых фельдшеров, которые, к моему облегчению, сразу сокращают дистанцию до дружеского «ты». На одном из отделений «Почты России» мужчине стало плохо, и стоящие в очереди люди вызвали бригаду «скорой». К нашему приезду мужчина был уже в сознании, и на все вопросы о наличии хронических заболеваний и аллергии на лекарства отвечал бодрое: «Нет!». Пляшущие линии на бумажной ленте ЭКГ не выявили у пациента никаких нарушений сердечного ритма, «сахар» – тоже в норме. Ещё пара манипуляций, и мужчина дружески жмёт руку фельдшеру. «Скорее всего понервничал в духоте, сосуды немного расширились, вот он и «поплыл», - комментирует лично для меня фельдшер Александр Пересунько, пока мы едем на следующий вызов. «Берёза (позывной для городской станции скорой помощи, прим. ред.)  «двенадцатая» свободны», – добавляет молодой человек диспетчеру в рацию.

Больные места

Александр Пересунько попал на станцию скорой помощи в 19, будучи выпускником камчатского медколледжа, и уже почти 16 лет живёт в режиме «сутки через двое». Иногда – «сутки – день – ночь дома». Никаких розовых иллюзий по поводу профессии «скоровика» – именно так здесь называют себя медики, у опытного фельдшера нет. От историй из своей практики, которые за день рассказал мне молодой человек, в буквальном смысле внутри леденела кровь и подступала тошнота к горлу.

- У меня очень узкий круг общения, потому что каких только проявлений человеческих пороков я не видел, и после этого всего вообще сложновато общаться. Хочется лечь и молча лежать, – говорит фельдшер, пока мы едем на вызов к очередному пациенту с нарушением сердечного ритма. – Поножовщина, домашнее насилие, бандитские разборки, «пьяные» ДТП, выброшенные в окно младенцы, самопальные аборты, свистопляски бомжей, алкоголиков и наркоманов – со всем этим я сталкивался столько раз, что уже перестал удивляться.

   

   

- А чувство жалости?

- Оно со временем у меня сменилось на более профессиональное чувство – эмпатию – осознанному сопереживанию текущего эмоционального состояния другого человека без потери внешнего происхождения этого переживания.  Ну много будет толку, если я начну голосить вместе с родными у постели умирающего? «Скоровики» профессионально выгорают первыми. Очень быстро многое становится безразлично. В Европе есть специальные службы в лечебных учреждениях, которые латают психику медиков экстренной помощи, у нас об этом пока и заикаться нечего. И поэтому, в том числе, такой тотальный недокомплект кадров на станциях скорой помощи.

Сейчас по собственной инициативе обучаем выпускников медколледжа, чтобы они после защиты диплома, без дополнительных проволочек, сразу шли к нам на станцию. В прошлом году набрали группу из десяти человек, но треть уже потеряли. Моя коллега Таня как раз была из числа тех ребят, которые ещё до окончания колледжа решили работать у нас. Девушка учится быстро, глаза горят. Надо просто полюбить именно эту работу со всеми её проявлениями. Иначе  – далеко не уедешь.

Александр Пересунько рассказывает, что несколько лет назад медобслуживание «скорой» вошло в систему ОМС, и это, по его словам, только вколачивает гвозди в крышку гроба и без того умирающего камчатского здравоохранения.

- Летим мы на серьёзное ДТП,  много пострадавших, есть погибшие. Думаешь, я по правилам должен мгновенно первую помощь оказывать? Нет, сначала карманы обшарить, полис и паспорт найти, двух подписей добиться от пострадавших – согласий на обработку персональных данных и медицинское вмешательство, и только потом к жизни возвращать, – рассказывает уж совсем невероятные вещи мой собеседник. – Бумажек кучу заполнить надо, и не дай Бог по запарке пропустить что-то. «Страховая» штрафами задушит, или вообще вызов не оплатит. Парадокс: самые сложные, экстренные вызовы часто остаются неоплаченными.

Работа на «скорой» –  не круглосуточный экшн. Большинство вызовов, к счастью, это померить давление и снять обострение хронической болезни. В полдень мчим в Завойко, хотя, «граница влияния» центральной городской станции скорой помощи заканчивается на Советской. Ленинский район – это вотчина подстанции № 1, но медиков не хватает и там.  Пожилая жительница улицы Обороны 1854 года жалуется на нарушения сердечного ритма. На трюмо – фотография мужчины, перечёркнутая траурной лентой, рядом – вырезка из «АиФ-Камчатка». Мужчина на фото пару лет назад был героем одного из материалов газеты, а две недели назад его не стало… Линии на ленте ЭКГ перестают скакать  прямо «на игле» – так работники скорой называют момент, когда сердечный ритм восстанавливается сразу же после введения препарата в вену. Бабушка сердечно благодарит за помощь, и просит убрать подальше папку с документами. «Не хочу волновать дочку своими болячками. Встать мне трудно, выключите, пожалуйста, свет в прихожей сами…».

Жизнь без анастезии

- Мы всегда приходим, когда устойчивый мирок людей пошатнулся, –говорит Александр, пока мы мчим к очередному пациенту. – Какая бы броня у нас не была, сложно даются случаи «смерти в присутствии» – это когда пациент умирает во время работы бригады. И дело здесь не только в оформлении миллиона бумаг, дело в том, что тебе придётся что-то сказать родственникам. Вообще, умение общаться с абсолютно разными людьми  – одно из главных качеств «скоровика». Иногда шутим: умеешь читать ЭКГ? Кое-что понимаешь в животах? Завяжешь разговор с любым? Добро пожаловать на «скорую»!

Здесь влюбляются, здесь появляются семьи. У меня у самого жена – медик, три года совмещала работу в поликлинике с дежурствами на станции. И это неудивительно, потому что вне «скорой» мы или спим, или работаем на второй работе, или готовимся к следующей смене. Я лично голову отключаю, занимаясь стендовым моделизмом. Или с удочкой люблю посидеть. Но стоит ли говорить, что времени на это почти не остаётся. И не только у меня – все коллеги живут так. Живут на «скорой».

Иногда пациентам требуется срочная госпитализация – так было в день моего «дежурства» с бригадой. Женщине стало плохо прямо на рабочем месте, и мы с мигалками и ветерком домчали её до первой городской больницы. Уже на месте к кардиологической симптоматике присоединилась неврологическая, и было принято решение перевезти пациентку в краевую больницу. Из «первой городской» девочки из «приёмного покоя» провожают бригаду добрыми словами и с пакетом хурмы. У «скоровиков» – знакомые  везде.

- Кто-то как огня боится госпитализации, хотя состояние остро этого требует, – говорит Саша. – Потом повторно вызывают, когда уже совсем терпеть боль невмоготу. Может, столкнёшься сегодня с этим.

Как в воду глядел мой «проводник» в мир работы «скорой». Я видела и восьмидесятилетнюю бабушку с приступом панкреатита, которая сначала наотрез отказалась ехать в больницу, а через час набрала «03» снова, и мужчину, который не купил назначенный терапевтом препарат для снятия «хандрозных» болей, а потом, стискивая зубы, просил помочь, и запойного молодого человека, который сам не понял, зачем вызвал бригаду, отвечая лишь многозначительным молчанием.

Уехала со станции я около полуночи, когда стойкое желание смыть с себя эмоции этого дня  в горячей ванне стало ощущаться почти физически…

У моих «напарников» впереди было ещё девять часов работы. Девять часов, чтобы спасти кого-нибудь ещё.